– Всё! Успокоились! – рявкнул Даг. – Делать вам нечего – драться удумали! Хотите плетей получить вдобавок?

Остаток дня Берт и Ман сидели молча и зыркали исподлобья друг на друга. Берт больше не рыдал. Он выплеснул злобу, что накопилась внутри, и теперь снова ушёл в мрачные, беспросветные думы.

А вечером приехали родственники Эмета.

– Ну всё, парни, – едва сдерживая радость, произнёс на прощание сын виллана, – не поминайте лихом.

Его вывели из подвала. А когда через некоторое время дверь камеры открылась вновь, на пороге опять стоял Эмет. Но как же он отличался от того задорного щёголя, что ждал освобождения все эти дни! На нём лица не было. Эмет сгорбился и осунулся, в глазах стояли слёзы, а руки дрожали. Он тихо сел на прежнее место и уставился на решётку.

– Что стряслось? – спросил Даг, но Эмет не ответил.

А потом он вскочил и начал в ярости бить кулаками и ногами стену.

– Дерьмо! Дерьмо! – повторял он. – Будь ты проклят! Чтоб тебе в преисподней гореть! Я до тебя доберусь! Я тебе шею сверну!

Когда Эмет немного успокоился, он всё же рассказал о том, что отец, который и раньше считал его бездельником и вообще человеком никчёмным, отказался платить штраф, и теперь Эмет вместе с остальными должен отправиться на рудники.

Больше сегодня не разговаривали: всем было плохо, всем сегодняшний день причинил страдания. И только Даг время от времени старался подбодрить товарищей по несчастью добрым словом.

А на следующее утро заключённых заковали в кандалы и вывели на свет. Во дворе замка стояли две обречённые телеги. Пятерых сокамерников затолкали в первую, а во вторую посадили двух человек, которых привели из подвала соседней башни. Шли те двое медленно, будто из последних сил, да и выглядели ужасно: нижние рубахи, в которых они были одеты, покрывала запёкшаяся кровь, а забинтованные тряпками руки и ноги окрасились красным.

– Пытали, – процедил Даг. – Сволочи!

– Кто они? – поинтересовался Берт.

– «Свободные». Не позавидуешь «свободному», попавшему в руки сеньоров.

– Заткнулись все! – крикнул конвоир, и телеги в сопровождении отряда вооружённых всадников выехали из ворот замка Блэкилл и потащились по талой грязи, да по размокшей колее, тонущей в лужах. Было тепло, и солнце разъедало постылый снег. Весна, наконец, прогнала надоевшую зиму и прочно обосновалась в графстве Вестмаунт. Ветер трепал волосы, и весенняя свежесть бередила воспоминания о тех счастливых мгновениях прошлой вольной жизни, которые молодой человек не ценил и о скоротечности которых не задумывался. Хотелось уйти в поля, вновь оказаться свободным от цепей, решёток и конвоя, но теперь Берт мог лишь с тоской смотреть на вожделенные просторы, раскинувшиеся вокруг.

Каменная громада замка и деревенские домики уходили вдаль, пока, наконец, не скрылись за деревьями. Заключённые ехали навстречу своей судьбе.

Глава 5 Ардван II

Граф гулял в саду, наслаждаясь прохладным солнечным утром. Природа недавно начала пробуждаться от зимнего сна, появилась первая зелень – настоящая отрада для глаз после белёсой хмари зимних дней.

В эти ранние часы сад, да и весь двор находились в тени массивных крепостных сооружений, связанных друг с другом галереями и арочными конструкциями. Каменные громады свысока смотрели на копошащихся внизу человечков, давя их монументальным и неприветливым величием. Только зелёные насаждения – цветочный сад, осиновая и дубовая рощи – разбавляли неуютную холодность мрачного жилища, радуя в это время года местных обитателей распускающейся листвой.

Замок являлся плодом трудов нескольких поколений графов Нортбриджских, живших здесь уже сотни лет, и был крупнее других крепостей, разбросанных среди лесистых равнин и сопок Вестмаунта. Центром замкового ансамбля являлась Холодная башня, получившая своё название за просторные помещения, которые редко удавалось протопить морозными зимними днями. В ней располагались и графские покои, и главная оружейная и трапезный зал с кухней, и даже комнаты некоторых придворных. Это угрюмое строение с большими стрельчатыми окнами на верхних этажах и острым, пронзающим небо шпилем возвышалось над всеми остальными зданиями, как бы подчёркивая авторитет живущего здесь лорда.

Рядом стояла башня графини, соединённая с главной арочным мостиком. Она была значительно ниже Холодной башни, имела маленькие окошки-бойницы, а грубая, позеленевшая от времени кладка говорила о древности её стен. Эта башня появилась вместе с первыми укреплениями на холме пять столетий назад, в те времена, когда катувелланцы только обосновались здесь, ведя постоянные кровопролитные войны с местными племенами, не желавшими добровольно платить дань чужакам. Ныне же от первоначального укрепления сохранился только малая часть южных фортификаций и донжон, в котором теперь находились покои графини и её слуг.

Третья, гостевая башня, пристроилась вплотную к западной стене. Высокий каменный дом вытянутой формы некогда являлся казармой, но сейчас помещения для солдат располагались на северной стороне, между вторым и третьим рядом стен, а дом перестроили и приспособили для проживания знатных гостей. Сделал это прадед нынешнего графа Нортбридского около ста лет назад.

Замок имел воистину богатую историю длиной в несколько веков, но за всё это время он ни разу не был взят штурмом, и нога захватчика не ступала на вершину холма.

Ардван бродил по саду и думал о том, сколько всего повидали эти стены: жизней, смертей, трагедий и радостей человеческих. И его смерть они увидят и продолжат стоять дальше величественно и безучастно, как прежде. Сколько ещё поколений замок переживёт? На душе стало тяжело от осознания мимолётности времени: оно проносится, будто миг, и растворяется в пустоте, а дела рук людских остаются на столетия, забывая своих творцов и хозяев. Но и они рано или поздно обратятся в прах. Ардван задумался о вечном. «Как же мы ничтожны даже по сравнению с этой башней, – рассуждал он, глядя на грозный силуэт донжона, вычерченный в лучах утреннего солнца. – Всем мы ничтожны! Все мы исчезнем, и что потом?» После кончины мобады обещали доблестным воинам пиршества в Небесных Чертогах, но почему-то с годами всё меньше веры было их словам.

К Ардвану направлялись три человека: мобад-канцлер Гуштесп в скромной белой рясе, мальчик, опирающийся на костыли, еле передвигающий по земле искривлённые ноги, и слуга, приставленный к ребёнку. Обучением детей графа занимались несколько придворных, но главная часть воспитания Нитхарда лежала именно на плечах мобада-канцлера. Если ребёнок не способен овладеть военным мастерством, пусть он, хотя бы, станет грамотным и образованным, о чём лучше всех мог позаботиться именно старый придворный священнослужитель.

– Доброе утро, отец! – вследствие недуга мальчик картавил и растягивал слова.

– Доброе утро, Ваше Сиятельство! – поклонились мобад-канцлер и слуга.

Ардван поздоровался с ними.

– Как у тебя дела, Нитхард? – спросил он сына.

– Хорошо, – ответил тот. – Отец, ты скоро едешь на войну?

– Да, сын, придётся отлучиться на несколько месяцев.

– Жаль, мне не доведётся пойти с тобой, – прокартавил Нитхард, – говорят, я никогда не смогу сражаться, не стану катафрактом, не буду таким, как ты, сильным и смелым.

Ардван похлопал сына по плечу:

– Всевидящий каждому предопределил своё: одним суждено воевать, другим даны иные способности. Учись хорошо, слушайся наставников, и когда-нибудь ты поймёшь своё предназначение.

Нитхард понурился, а на Ардвана вдруг накатило чувство отцовской любви к бедному ребёнку, на котором отыгралась жестокая судьба. Он строго посмотрел мальчику в глаза:

– Знаешь, сила и смелость не в руках и ногах, они вот здесь и здесь, – Ардван дотронулся указательным пальцем до головы и груди Нитхарда. – Сила – это не умение махать мечом, это, прежде всего, воля и твёрдость духа. Не все свершения творятся на поле боя. Когда я был молод, я тоже полагал, что главное в жизни – повергнуть как можно больше врагов, но с годами оказывается, что это не так. И ты, когда подрастёшь, поймёшь это. А сейчас запомни мои слова: пусть Всевидящий забрал у тебя способность драться, но зато дал многое другое. В тебе течёт благородная кровь, а значит, ты станешь великим человеком!