– Кассий сегодня уже троих разул, – кричали наёмники, – ещё рискнёт кто-нибудь?

– Троих, говорите? – расталкивая зевак, продрался к столу Фекорит, – ну давай посмотрим, как со мной сладишь. Пару оболов(3) кто одолжит?

О стол брякнулись две монеты. Наёмники посмеивались в предвкушении того, как новенький с треском проиграется ловкому островитянину. Но к удивлению собравшихся, в первой же партии Феокрит обставил Кассия.

– Да как так-то?! – возмутился тот. – Не мухлюешь?

– Давай, давай! – подзадоривал Фекорит. – Я просто очень везучий.

– Это хорошо, – сказал Мегасфен, который тоже присоединился к наблюдателям. – Наёмнику надо быть везучим. Иначе никак.

Игра продолжалась до поздней ночи. Феокрит уже не думал о проблемах. Через неделю войско обещали отправить к месту назначения – через неделю должно всё измениться.

Примечания:

1. Друнгарий – офицер в адрмии Нэоса, командующий подразделением (друнгой) из 600 человек (в данном случае всадников). Друнга нэосской конницы состоит из трёх бригад, бригада из четырёх тетрамер, тетрамера из пяти дек. Командуют соответственно бригадой – бригадир, тетрамерой – капитан, декой – десятник. Друнгарий подчиняется гиппарху (командующему конницы). Гиппарх – стратегу (высшее воинское звание)

2.Гейтары – на общем языке (который здесь является приблизительным аналогом греческого койне) значит товарищи, дружина. В Нэосе этим словом называют опытных наёмников, прослуживших несколько лет в нэосской армии.

3.Обол – мелкая монета.

Глава 26 Эстрид IV

Эстрид со служанками работала в саду. За ним давно никто не ухаживал, и теперь здесь господствовали сорные травы, дикорастущие кусты орешника и жимолости, заполонившие всё пространство вокруг дома. Халла вырубала ветви и выдирала корни, а Эбба помогала госпоже рыхлить землю и сажать цветы.

Хенгист утром отъехал в деревню по делам: предстояло решить много вопросов, касающихся полевых работ, в чём коленопреклонённый совершенно не разбирался. Но к вечерней трапезе он обещал вернуться, ведь сегодня молодая семья ожидали гостя: мобад Бенруз из соседнего села, где находилось ближайшее святилище Хошедара, решил нанести визит вежливости новым владельцам поместья.

Эбба, как обычно, без умолку болтала. Служанка выглядела обеспокоенно, разговор шёл о вчерашнем знакомстве с жителями деревни, отныне принадлежавшей Хенгисту и Эстрид на правах наследственного владения.

– Госпожа, ты видела, как они смотрели на нас? – камеристка оторвалась от грядки и покосилась в сторону деревни. – Такие злые взгляды, особенно у того здорового с бородой! Мне показалось, они нам совсем не рады.

Эстрид вспомнила вчерашний день. Перед ней и Хенгистом стояли две дюжины низкорослых, измождённых людей в серых холщовых одеждах. Тёмные от пыли и загара лица не выражали ни малейшего почтения к новым господам, а взгляды, бросаемые исподлобья, выражали недовольство и даже угрозу. Сервы напоминали дикарей. Женщины с тощими физиономиями и кривыми зубами или наоборот, широколицые, будто жабы, и заросшие бородой мужчины столпились вокруг, не говоря ни слова, а дети, одетые в нелепые лохмотья, таращились на Эстрид голодными выпученными глазами, от чего девушке стало не по себе. И находились эти люди совсем близко: деревню от садов поместья отделяла лишь узкая полоска леса. Эстрид всю жизнь провела в городе и редко видела сервов вблизи. Те же земледельцы, которые обитали в предместьях или приезжали торговать на рынке, выглядели гораздо опрятнее и не нагоняли такой жути, как население этого захолустья. Только староста общины произвёл на Эстрид благоприятное впечатление: виллан средних лет, приодевшийся по случаю приезда хозяев в, пусть не богатую, но чистую, аккуратную котту, оказался, плюс ко всему, ещё и обучен грамоте.

– Мне тоже это не понравилось, – согласилась Эстрид, – они будто чем-то обижены и желают нам зла

– Но мы только приехали, ничего дурного им не сделали, – огорчилась Эбба, – за что нас ненавидеть? Это не правильно. Вы с сэром Хенгистом добрые господа, несправедливо так к вам относиться!

– Может быть, они смотрят настороженно, потому что видят нас впервые? Но, когда познакомятся с нами поближе, и поймут, что бояться нечего, сразу станут относиться лучше.

В разговор вмешалась Халла:

– Госпожа, это люди, которые трудятся не покладая рук с раннего детства, и единственное, что они видели в жизни – земля под ногами. А сейчас их давят непосильными повинностями. Сложно ожидать любви от людей, загнанных в угол. К тому же по всему северу голод. Если не взойдут озимые посевы, есть будет совсем нечего! Можете себе представить, каково это?

– Ты права, Халла, – согласилась Эстрид, – но ведь мы не виноваты, что Всевидящий послал неурожай и что для войны нужны деньги?

– Небеса далеко, госпожа. Земледельцы видят причину бед в тех, кто находится рядом и кому они вынуждены отдавать урожай, которого и так нет.

– Ты на их стороне, Халла? – Эстрид бросила строгий взгляд на горничную. – Мне не нравятся твои слова.

– Госпожа, я лишь объясняю, что на душе у тех бедных людей, – нахмурилась женщина и снова принялась рубить кустарник своими мощными руками, силой которых рабыня могла потягаться с некоторыми мужчинами.

За переездом Эстрид забыла о жалобах Эббы на странности в поведении Халлы, но последние слова рабыни воскресили прежнюю тревогу. Теперь новоиспечённая леди жила не в защищённом городе, полном стражи и верных людей графа, а в глуши, окружённой лесами. И рядом находилась деревня с полудикими сервами, затаившими обиду на господ.

«А что, если дать ей свободу?» – размышляла Эстрид. Ей не очень хотелось иметь при себе рабыню, которая сможет придушить голыми руками, а затем безнаказанно убежать в леса. «Надо поговорить об этом с Хенгистом», – отметила для себя девушка.

Впрочем, опасаться нападения сервов, которых едва ли наберётся десяток боеспособных мужчин, вряд ли стоило. Как и многие особняки, принадлежавшие мелким землевладельцам, двухэтажный дом, где поселились молодожёны, походил на крепость в минитюре. На первом этаже располагались коморки для слуг и трапезная совмещённая с кухней, а на втором находились две относительно просторные комнаты, которые заняли Эстрид и Хенгист – спали они отдельно, каждый в своих покоях. Внутри здания было тесно, темно и сыро, а стены не имели даже грубой штукатурки, но зато архитектор предусмотрел всё для обороны дома: толстая кладка, крошечные окошки-бойницы, винтовая лестница и узкие коридоры, даже имелись фланкирующие башенки по обоим концам здания, из которых удобно вести обстрел осаждающих.

***

Мобад вместе со слугой-храмовником(1) приехали в условленное время. Упитанный, с чёрными жёсткими волосами и хитрыми, бегающими по сторонам, глазками, Бенруз произвёл на Эстрид не столь благоприятное впечатление, как дастур Фравак во время беседы перед отъездом, не понравилась и его манера общения: мобад разговаривал слишком заискивающим тоном, в котором не чувствовалось ни капли искренности. Храмовник же – молодой, щуплый монах, казавшийся щепкой на фоне полной, коренастой фигуры Бенруза – всё время молчал и держался скромно, как и полагается слуге.

Пища, поданная гостям, была не столь изысканна, как хотелось бы, и юную хозяйку это слегка огорчило. Ржаной хлеб вместо пшеничного, курица, овощная похлёбка и немного фруктов – вот и все скромные кушанья, которыми в настоящий момент мог похвастаться дом сэра Хенгиста. К счастью, в погребе нашёлся бочонок неплохого вина, что скрасило застолье.

Хенгисту и Эстрид не пришлось сильно напрягаться, чтобы отыграть перед гостями роль счастливого семейства, разговор представлял собой обычную светскую болтовню, и Эстрид, выпив вина, расслабилась и повеселела.

– Как вам наши края? – спросил Бенруз, уплетая курицу за обе щёки.

– Тут очень красиво, – ответила Эстрид, – и дом весьма неплох. Правда, его надо привести в порядок.